Из Ури Цви Гринберга
Три песни о Хайфе

(бэт)

Я взываю к тебе: О, наш отче, провидче, пророче!
Снизойди на Кармель - анемоны здесь радуют очи,
И горит моё сердце тебе маяком среди ночи,
Словно жил в твои дни – без тебя мне стократ одиноче.

Ты не мог его знать, Илия, всё же – твой это город,
Восходящий на древний Кармель по уступам скалистым.
Помолись за него – то не твой ли пророческий норов
Воплотился в характере города горцев-поморов?
И когда ты растаял ракетой средь звёздных просторов –
Потянулся и он за тобой - и взывает неистов:

"Не хочу в небеса! Крепко к скалам привязаны ноги.
Ты ко мне снизойди! Посмотри же, я весь пред тобою:
Ты не знал в твои дни, что бывают такие дороги...
Не хочу в небеса! Напророчь мне земное, морское.
Пусть я буду началом моста от Кармеля к Хермону
К преходу от нас до великой реки Авраама -
До Евфрата, где были забыты отцовские боги...

О, гневись, Илия, жги сердца! И к небесному лону
Возноси наши ясные взоры навстречу рассвету!
Видишь юность зажгла свои ночи как лава вулкана,
И зажглись на кармельских лугах огоньки-анемоны."

Так кричит город Хайфа, возносит моленья и стоны...
Но высоко сидит Илия и не слышно ответа.

Послушать mp3

Подстрочный комментарий к стихотворению.
Файлы: 1, 2, 3.

Из Ури Цви Гринберга
Мама и ручей

Это давние дни – шум ручья за горячим плетнём,
это пни и коряги в воде говорливы, премудры...
Птичий гомон в садах и явление огненнокудрой
юной мамы моей, озарённой закатным огнём.

Вижу платье сняла и, атласной светясь наготой,
погрузилась в прохладные воды и их рассекая
заплескалась в ручье беззаботная и молодая,
как богиня воды, как русалка закатной порой...
В темноте в тишине ароматы цветы разливают...
Я ещё не рождён.
И отец ей не встретился мой.

Вот на берег она возвращается медноволоса,
погружается девичье тело во мглу, в забытьё...
И не думает даже, не знает, что сын её взрослый,
очарованный ею, сквозь время глядит на неё -
непознавшую мужа, нашедшую платье своё
у ручья, там где пни и коряги шумят безголосы,
и где негой ночною охвачено всё бытиё.

О, родная моя... седина на висках, седина...
Мама!.. Немцем свирепым убита она.
Кровь кричит от земли – твоя мама не отомщена!

И не погребена...



 

Из Ури Цви Гринберга
Последний итог

- Жить в милосердьи, в мире и любви,
и сыновей не обучать оружью.
Сквозь вдовий вой нести великодушье,
лелеять милость... О, останови
гонителей, убийц! И вновь яви
заблудшего овна для всесожженья... –

две тыщи лет подобные моленья
мы возносили в скверне и крови.

Мы ждали милосердия в ответ
на нашу кротость. Книги всех народов
мы впитывали, как пустыня воду,
ища, чего в них не было и нет.
Мы были смазкой всех колёс в походах
любых племён. И женихов-невест
дарили им с надеждой и любовью...

А результат записан нашей кровью –
подобных ужасов не видел свет.

Самообман предшествует резне –
за поруганье Имени святого
неотвратимой мзде. Цена соломы
жестоковыйным всюду и везде –
гонителям пророков...
                                       Снова, снова
Свои дома возводят на песке.

Но невозможно нравственность возвесть
на мусоре предательства и срама.
Не выкормить её среди баранов,
в хлеву и стойле...
                                Ей дано расцвесть
в саду господства, где без суесловья
и на века
мы властвуем.
                        Где власть – опора вдовья. 
Где человека меряют подобьем
Всевышнему –
                           не меркою портного
и не рулеткою гробовщика.

Весна 1948

Послушать mp3 (728,16Kb)

Подстрочный комментарий к стихотворению.
Файлы: 1, 2