|
”Вести”
25.08.2005
Поселения умирают, как и люди – по-разному. Покорно склоняясь перед неумолимой
судьбой, как Нисанит и Пеат-Саде. Совсем незаметно, как Рафиах-Ям и Бедолах.
Рванув на себе рубаху, как Ган-Ор и Гадид. Моля о последней милости сострадания,
как Дугит и Элей-Синай. Строго храня достоинство обреченных, как Тель-Катифа,
Ганей-Таль и Нецер-Хазани.
Поселения умирают в неловких метаниях, как Мораг, Кфар-Ям и Шират ха-Ям.
Отсалютовав палачу с эшафота, как Катиф и Керем-Ацмона. Заранее даровав убийцам
прощение, как одинокий и непоколебимый под пулями Нецарим. Наглухо загородившись
от чужого, нескромного взгляда, как маленький, гордый Слав. В отчаянной судороге
сопротивления наползающей смерти, как истерзанный взрывами Кфар-Даром. Привычно,
словно старый окопный солдат, как уже изгонявшаяся с Синая Ацмона. Долго и
трудно, как Неве-Декалим.
Посмеем ли мы осудить поселения, выбравшие для себя не ту смерть, которая
кажется нам самой правильной, самой красивой? Каждый умирает, как может. От
одного и того же лихого барского кулака – каждый, как может.
Политики и газеты неустанно шельмуют ребят, державшихся до последней возможности
в синагогах Неве-Декалим, на крышах Кфар-Дарома, в тагартовой крепости Санура. «Гаарец»,
боевой листок депортации, требует вынесения им сурового приговора. Прилизанные
участники теледискуссий отвешивают плоские, лабазные шутки по поводу девушек,
отчаянно цеплявшихся за землю, когда их выгоняли из Гуш-Катифа.
Какой в этом смысл? – спрашивает раздраженно обыватель у телеэкрана. В его языке
нет подходящих слов для выражения этого смысла. «Землю, на которой ты лежишь,
тебе отдам Я и твоему потомству». Кому-то достаточно этих слов, сказанных тысячи
лет назад уходившему на чужбину праотцу Яакову, чтобы прильнуть к отдаваемой на
поругание земле, вцепиться в нее и держаться за камни, пока не оторвут, не
поволокут от нее силой чужие руки. «Ибо желанны рабам Твоим камни ее, и прах ее
они возлюбили».
Можно ли усомниться в том, что эта земля достанется детям, внукам, правнукам
девушек, цеплявшихся за нее в Гуш-Катифе? Сегодня у выселенных Шароном нет крыши
над головой, но им принадлежит вечность.
Гуш-Катиф убит на наших глазах. Он жил, умел жить, был жаден до жизни – в
отличие от значительной части современного человечества, которая и не желает
себе ничего другого, кроме гигиеничной, культурной агонии. Почти шесть тысяч
ракет и минометных снарядов не поколебали мужества обитателей Гуш-Катифа.
Взорванные автобусы и расстрелянные автомашины на заставили их отступить.
Гуш-Катиф имел право жить. И поэтому Гуш-Катиф, разрушенный чужой трусостью,
вероломством и ложью, должен быть отстроен. Если мы затвердим эти слова так же,
как «В будущем году в Иерусалиме!», это рано или поздно случится. Даже ликующая
сегодня нечисть в балахонах ХАМАСа знает силу еврейского обещания. Гуш-Катиф
должен быть отстроен.
It’s not personal,
it’s business
Поселения убивают, как и людей – по-разному. Равнодушно и деловито. С
профессиональной обходительностью:
It’s not personal, it’s business. Пряча глаза под темными очками. Подавляя многократным
численным превосходством. С состраданием, «чтобы не было больно». Иногда – с
заискивающей улыбкой на лице палача: «Браток, я и сам не хочу тебя убивать, но
такая у меня поганая служба». Иногда — с кривой глумливой усмешкой.
Случаются среди убивающих поселения настоящие садисты, как те, кто срывал с
молящихся тефилин в сефардской синагоге Неве-Декалим и втаптывал их в землю
(свидетельство Итая Вольфсона и раввина Дова Зингера «Седьмому каналу»),
издевался над девушками, вывезенными к КПП «Кисуфим», избивал отловленных по
пути в Гуш-Катиф добровольцев у перекрестка Гама (частные свидетельства
находившихся на месте событий). За благовидной в целом картиной депортации эти
сцены остались незаметны израильскому телезрителю, но они навсегда впечатались в
память тех, кто наблюдал их своими глазами.
То, что многое осталось в эти дни незамеченным, имеет конкретные причины.
Например, 23 августа хайфский фотограф Виталий Кардашов, снимавший избиение
девочек-подростков полицейскими у поселения Кедумим, откуда в направлении Хомеша
и Санура выходили группы добровольцев, был арестован и доставлен в тюрьму «Маасиягу».
К моменту написания этих строк поступило сообщение о том, что его собираются
обвинить в нападении на полицейского. Когда Кардашов выйдет из-за решетки, будет
интересно узнать, сохранились ли отснятые им фотопленки.
Блаженная анонимность спасает садистов от необходимости дать ответ – если не
суду, то гражданскому обществу, которое одаривает их комплиментами вместе с
другими полицейскими и солдатами ЦАХАЛа, проявившими в эти дни завидную
сдержанность, умеренное сострадание к жертвам и ровную профессиональную выучку.
В нынешней погромной гульбе виноватых искать, конечно, не станут.
За пять лет войны с палестинским террором «Гаарец» не находила повода для того,
чтобы похвалить израильские силы безопасности, но зато теперь, когда ЦАХАЛ и
полиция используются правительством Израиля против евреев, редакционная колонка
этой газеты выходит под заголовком «Они прекрасны сегодня». В первополосных
материалах то и дело встречается слово «сражение» (скоро, глядишь, ордена
раздавать начнут). Посланцев вероломного произвола называют «защитниками
демократии».
...Среди убивающих поселения случаются так же и мародеры. Кто по мелочи (сесть
за чужой компьютер в покинутом доме, освежиться в чужом душе на глазах у только
что изгнанных хозяев, включить чужой телевизор, залезть в чужой холодильник),
кто по-крупному (прихватывают вещички «на память», вплоть до кондиционеров).
Истинные масштабы этого бедствия станут ясны лишь после того, как изгнанные
поселенцы получат с армейских складов свое покинутое имущество. Но тем из
находящихся в Гуш-Катифе солдат, кто случайно прочтет эти строки, мне хочется
сейчас уже сказать, что в приличных местах за мародерство расстреливают.
Так, мелочь
Эта черная униформа спецназа полиции, взявшаяся вдруг, неизвестно откуда, и
прошедшая столь успешную презентацию в Гуш-Катифе, — она для чего появилась?
Нет, ничего особенного, и поверьте — «наши мальчики» в ней хорошо смотрелись, но
просто хотелось бы знать: чья идея? Чей, так сказать, креатив? Почему нас не
познакомят с этим талантливым модельером?
Сильный, по-настоящему сильный творческий ход: бесконечные колонны людей в
черном, входящие в еврейские поселения с разных сторон, чтобы их уничтожить. Шаг
пока не чеканный (Израиль все-таки), но шеренги плотные, и лица уже почти
по-арийски невозмутимые.
Тех поселенцев, которые дерзнули использовать символику Катастрофы, чтобы
подчеркнуть свое горе и те ассоциации, которые вызывает у них насильственное
выселение целых общин, израильское общество решительно осудило. Во всяком
случае, представительная часть общества в лице политиков и журналистов на упреки
не поскупилась.
Дрожащего от волнения старика, который сдал эвакуаторам израильскую медаль
ветерана Второй мировой войны, простили разве что за седины. Как он смеет совать
солдатам эту медаль, говоря, что награда ЦАХАЛа за борьбу с нацистами ему не
нужна, если Армия Обороны Израиля изгоняет его из дому? Кто он такой? Ну ладно,
ладно, выживший из ума старик, какие к нему претензии… А вот этих детей,
выходящих из разрушаемого поселения с поднятыми руками и с желтыми
шестиконечными звездами на груди, иначе как «провокаторами» казенная пресса не
называет. Еще чуть-чуть, и блюстители политической нравственности потребуют
передать их на воспитание в левый киббуц.
Но чьей эстетикой был навеян этот черный фасон? Если так хотели удалиться от
всяких ассоциаций, связанных с Катастрофой, зачем было устраивать этот
эсэсовский маскарад? И неужели организаторам депортации ничего, совсем ничего не
пришло в голову, пока они отрабатывали свое шоу в ходе многочисленных репетиций?
Посетив в минувшее воскресенье главный лагерь эвакуаторов у киббуца Реим, Ариэль
Шарон сообщил, что руководители многих стран мира обратились к нему в эти дни,
«кто по телефону, кто факсом или телеграммой, чтобы выразить свое восхищение
организованными, высокопрофессиональными действиями израильской армии и полиции
в Гуш-Катифе». Можно ли усомниться в правдивости этих слов? Для многих в Европе
нет отраднее зрелища, чем добрые молодцы в черной форме, вышвыривающие евреев из
их домов. Такого — давно уже не показывали. Многие истосковались.
Среди противников депортации можно встретить людей, которые уверены в том, что
эсэсовская эстетика была использована правительством специально, с сознательно
поставленной целью: сломать волю сопротивляющихся, подавить их психику символами
брутальной, неумолимой, автоматической силы. Сам я в это не верю. Скорее, здесь
за Шарона, как и с выбором даты для депортации, принимала решения История.
«Так получилось», что последним днем жизни для Гуш-Катифа стало Девятое ава.
«Так получилось», что опустошение началось сразу же после того, как во всех
синагогах мира читали слова пророка Исайи: «Страна ваша пуста, города ваши
сожжены огнем, земля ваша – чужие едят плоды ее на глазах у вас, и пуста она,
как после вражеского разорения». И «так получилось», что вражеское разорение
принесли на землю Израиля посланцы Шарона в столь подобающей для этого случая
униформе.
«К черту всех
прочих!»
В какой-то момент реакция израильской прессы на действия армии и полиции
напомнила мне знаменитые выкрики «Ад-даула маана!» («Правительство за нас!»), с
которыми арабские погромщики нападали в 20-е и 30-е годы на евреев Эрец-Исраэль,
зная, что британская мандатная администрация – на их стороне, что она не станет
всерьез наказывать живодеров, убийц, насильников. Признаюсь, я испугался этой
ассоциации и не собирался доверять ее бумаге, но 21 августа Офер Шелах признал
на страницах «Едиот ахронот», что именно такое чувство – «Ад-даула маана!» —
испытывает сейчас та часть израильского общества, с которой сам он себя
отождествляет.
«Изменившееся отношение граждан, верящих в демократическое государство, к
израильским вооруженным силам, определило, как я полагаю, не качество проведения
операции в Гуш-Катифе, а изменившееся направление силовых действий
правительства, — пишет Шелах. – После того, как в течение 37 лет вооруженные
силы помогали властям в насаждении безумной иллюзии поселенчества, они вдруг
развернули свои орудия в прямо противоположную сторону… Правительственные силы
наконец-то делают то, что кажется правильным не только ликующей прессе, но так
же и многим израильтянам, живущим в пределах «зеленой черты». Это в самом деле
напоминает римейк знаменитого арабского лозунга «Ад-даула маана!». Правительство
с нами. Исполнительные органы государства делают то, что мы считаем необходимым,
и – к черту всех прочих!».
Если такие признания допустимы сегодня от первого лица, то и мы позволим себе
взять на заметку это примечательное «К черту всех прочих!». Тем более, что
теперь у единомышленников Офера Шелаха не осталось причин для того, чтобы
называть себя «гражданами, верящими в демократическое государство».
Насильственная депортация еврейского населения из сектора Газы и Северной
Самарии произведена без должной демократической санкции, ценой грубого нарушения
предвыборных обязательств премьер-министра и вопреки его твердому обещанию
выполнить волю участников общепартийного референдума в Ликуде. «Верящие в
демократическое государство» напоминают сегодня преступника, который уже будучи
уличен в грабеже и насилии, торжественно величает себя законопослушным
гражданином.
К последнему номеру газеты «Макор ришон» чьей-то заботливой рукой была приложена
оранжево-голубая брошюра, выпущенная Израильским институтом демократии. Ее
автор, профессор Арик Кармон, решил в эти дни напомнить читателям чуть ли не
единственной в Израиле правой газеты – именно им — о том, что «демократия
представляет собой общий знаменатель совместного существования различных
политических лагерей».
В брошюре разъясняются основные функции «общественного договора» (без
обременительных для читателя ссылок на Гоббса, Дидро, Руссо) и общие принципы
представительской парламентской демократии, с выделением двух основных мотивов:
принципиальная допустимость ситуации, при которой глава правительства принимает
важнейшие политические решения вразрез со своими предвыборными обещаниями, и —
категорическая недопустимость отказа от выполнения распоряжений правительства
военнослужащими и полицейскими.
Похоже, что Арик Кармон не осознает, что его увещевания не могут быть восприняты
обманутой и растоптанной частью израильского общества иначе, как нелепая
издевка. «К черту всех прочих!» звучит куда откровеннее и убедительнее. Попытки
договориться с представителями левого лагеря, включая того же профессора Кармона,
о проведении общенационального референдума, в ходе которого ликвидаторская
программа Шарона получила бы санкцию гражданского большинства или, напротив,
была бы отвергнута обществом, велись до самого последнего момента. Но в
последний момент, когда согласованный текст законопроекта о референдуме был уже
полностью подготовлен, левые отказались от достигнутых договоренностей с
поселенцами и предпочли воспользоваться произволом Шарона, который показался им
самым надежным средством для достижения их политических целей.
Один из подписчиков «Макор ришон» поделился со мной впечатлениями от прочитанной
им брошюры профессора Кармона: «Демократия? Снимите темные очки, посмотрите мне
в глаза и я отвечу вам: Гуш-Катиф. Права человека? Гуш-Катиф. Просвещенное
общество? Либеральные ценности? Гуш-Катиф. Не сумев отказать себе в этом
маленьком удовольствии, левые навсегда потеряли право апеллировать к демократии
как общей основе нашего с ними существования. Без их содействия диктаторские
амбиции Шарона не могли бы осуществиться. Но когда настал момент истины, левые
предали свои ценности и не упустили возможность нас растоптать. В этом и состоит
теперь общий знаменатель нашего с ними существования».
Прогулка на бульдозере
Ариэль Шарон несколько дней готовил свое «обращение к нации», которое должно
было прозвучать,— и в конце концов прозвучало — под крики отчаяния изгоняемых
поселенцев. Журналисты подробно информировали публику о работе премьер-министра
над этой выдающейся речью. Особое внимание уделялось вопросу о том, извинится ли
Шарон перед теми, кого он посылал осваивать пустующие земли на юге сектора Газы,
уговаривал держаться под пулями и снарядами, называл пионерами и героями, чтобы
потом выгнать из дому и превратить в беженцев.
Ситуация в самом деле занятная. Некий политик всю жизнь говорил, что черное –
это черное, а белое – это белое. Жил он при этом в государстве, где черно-белый
вопрос был главным в национальной жизни. В конце концов наш политик был избран
руководителем государства, причем избран, естественно, теми, кто так же, как и
он, находил, что черное – это черное, а белое – это белое. Может ли он после
этого изменить свое мнение? Признать, что черное – это белое, а белое – это
черное?
Конечно, может. Человек суверенен в своих умозаключениях. Даже у политика никто
не может отобрать право мыслить. Осознал, что всю жизнь ошибался? Ну что ж,
бывает. Признай свою ошибку, извинись перед теми, кто тебе верил (и особенно –
перед теми, кого ты послал на смерть), посыпь себе голову пеплом, облачись во
вретище и – на покаяние. В монастырь, на необитаемый остров, в дом на улице
Цемах, как когда-то Менахем Бегин, или, так уж и быть, на ферму Шикмим.
Возможно, что люди не захотят тебя отпустить. Взмолятся: «Батюшка,
царь-государь! Не уходи на ферму Шикмим, не бросай ты нас, сирых да неразумных,
хрен с ним – черное оно белое или наоборот, лишь бы ты нами правил». Весьма
распространенный, между прочим, сюжет, а в русской истории — так и просто
классический. И не следует думать, будто в наше время, при практикуемой
демократии, такой вариант невозможен.
Требование о проведении референдума в сущности и означало необходимость
проверить, умоляет ли Шарона народ остаться у власти и делать, что ему
вздумается. Если бы премьер-министр выиграл референдум, смысл вердикта состоял
бы в следующем: избирали Ариэля Шарона, чтобы одностороннего отделения не было,
но раз он решил, что с односторонним отделением Израилю будет лучше, так тому и
быть.
Референдум, как известно, не состоялся. Не дали народу возможности возопить:
«Батюшка, не покидай нас, сирых!». Правитель решил, что и без референдума ясно,
что народ его избирал, а не какую-то там политическую программу. На покаяние не
ушел, всех под себя подмял и взялся за рычаги бульдозера. Так, может быть, хоть
извинится?
Куда там. Шарон, конечно, не извинился. Он?! Перед кем ему извиняться? Может
быть, перед теми, кого он загнал теперь в лагеря беженцев? Или перед теми, чьи
останки вывозят с кладбища в Гуш-Катифе? Много чести. Тем, у кого с демократией,
несмотря на старания левой прессы, остались неясности, профессор Кармон объяснит
все, как следует, а на самых непонятливых рыкнет обер-жандарм. Вот, у бригадного
генерала Нисо Шахама хорошо получилось, но и другие при случае могут не хуже.
...Лучшая карикатура сезона — в «Макор ришон». Две картинки. На первой
Шарон-бульдозер едет куда-то с криком «Вперед!», и за ним бегут люди в вязаных
кипах, женщины с колясками, фермеры с сельскохозяйственным инвентарем. На второй
Шарон столь же уверенно едет в противоположную сторону с криком «Назад!». При
этом гусеницы его бульдозера вдавливают в землю тех, кто бежал за ним прежде.
Напечатано с разрешения автора.
|