בס''ד
|
Шмуэль Вольфман |
|
…Боковым зрением я заметил движение в темноте. Я успел отклониться, когда он бросился на меня. Развернувшись, он вновь пошел в атаку. Но на этот раз я не пытался отбить его нападение, но схватил за пояс, пытаясь головой или ногами ударить в болевые точки… …Не ожидал я такой подлости от своего братишки Эсава!... Очевидно, он оставил свой отряд и следил за мной. И, когда я остался один, а весь мой стан уже перешел реку, он набросился на меня. Но он не рассчитал своих сил. Если все эти двадцать лет, пока меня не было дома, он занимался разбоем и охотой, почти не слезая с седла, то я, работая у Лавана, стал намного сильнее его. …Несмотря на то, что я постоянно отбивал его наскоки, он все лез и лез на меня. Через некоторое время мне это надоело, и я решил его унять. Ничего не поделаешь, есть в жизни неприятные вещи. И, когда он вновь бросился на меня, я провел пальцами по его глазам и, продолжая движение руки, локтем сломал ему челюсть. Жаль, конечно, но придется моему братишке полгода кушать только хаш, пока челюсть не зарастет… От моего удара он свалился так, что земля загудела и поднялись тучи пыли. Когда же пыль осела, я увидел площадь, залитую солнцем. Площадь была полна легионеров. Лучи светила сияли на медных касках, сверкающих панцирях и щитах. Развивались красные стяги и над воинами возвышались значки с орлами и вепрями. В центре круга стояло несколько человек в белых одеждах. Среди них была моя мать! Она, увидев меня, закричала: «Сын мой! Спаси меня! Признай богов этих злодеев, и тогда я останусь в живых!..» Постепенно до меня стало доходить происходящее. Это не Эсав, но ангел Эсава ведет войну против меня!.. Я понимал, что это видение, навязанное мне ангелом. Но оно было настолько реальным, что я издал крик ужаса, когда легионеры, направив копья на белые фигуры, сомкнули круг. Я был готов убить мерзавца! Схватив камень, я бросился на лежащего ангела, но окрик отца заставил меня остановиться… …Лето. Полдень. Но солнце тусклое и день неясный. Гнетущий день. Площадь наполнена людьми в черных одеяниях, с остроконечными капюшонами, ниспадающими до носа. В руках у них кресты. В центре площади – помост, на нем – поленница и столб, к которому привязан отец. Он, подняв к небу незрячие глаза, вслушивался в шум толпы. Но потом, почувствовав меня, взмолился: «Сын мой, Яаков! Спаси меня! Признай Иисуса богом, поцелуй крест, и я буду жить… А если ты откажешься, они меня сожгут!... Они ведь просят такую малость… Никто даже не узнает, что ты поцеловал крест – ведь все твои люди на другом берегу… Иисус – Еошуа, - кстати, тоже еврей… Ты же знаешь, сын мой, что Бог говорит со мной… Это Он приказал мне, чтобы ты поклонился христианскому богу!..» Из толпы вышел высокий монах с горящим факелом. Я знал, что все это мираж. Но как я удержался от греха идолопоклонничества, я не понимаю… И когда вспыхнул костер, и тело, привязанное к столбу, стало извиваться, как червяк, я закрыл лицо руками, но все равно продолжал видеть аутодафэ. Я понял, что то, что я вижу, происходит у меня в душе… И еще я понял, что ангел Эсава хочет заставить меня отказаться от Бога Авраама и Ицхака, чтобы я потерял право на первородство и на благословение моего отца… Вся будущая история человечества зависит от нашей битвы: пойдут ли люди за мной по пути уважения к человеку, любви к Творцу и справедливости, - или же все должны будут маршировать в мире, в котором правит сила и деспотизм. …Я сел возле костра, который разжег незадолго до нападения. Я подбросил несколько толстых сучьев, и огонь вспыхнул с новой силой. В огне я увидел Рахель. Мы шли с ней по революционному городу. На улицах было полно красноармейцев в шлемах со звездами и с винтовками, пьяными от водки и от свободы делать все, что взбредет на ум… …Реяли красные флаги, транспаранты с дурацкими лозунгами наполнялись ветром с реки как паруса… Рахель мне шептала: «Никому не говори, что ты – верующий!.. Посмотри на этих скотов: они готовы разорвать на куски любого, у кого Бог в сердце. Человека порядочного и честного они ненавидят. Если они узнают, что ты религиозный, они и тебя расстреляют, и меня тоже. Если нас остановят, скажи, что ты за победу пролетариата во всем мире…» Через несколько минут к нам подошел патруль. Они проверили наши документы. Один из красноармейцев, взглянув на мою бороду, сказал: «Что-то у тебя, товарищ, борода церковная… Ты случайно не из этих, мракобесов, что верят в бога?..» Рахель, не дав мне раскрыть рот, затораторила: «Что вы, что вы, товарищи красноармейцы! Мы – представители трудовой интеллигенции!..» Я медленно и внятно произнес: «Я верю в Бога». На мгновение патрульные протрезвели, а потом их главный завопил, не сводя с меня глаз: «Поймали контру!» - и, направив на меня винтовку со штыком, сказал: «Стой здесь! А Вы, гражданочка, пройдемте с нами в ГПУ, там и узнаем, кто вы такие!..» Рахель уводили от меня под конвоем. Она ничего не говорила, лишь оглядывалась на меня, и в ее глазах, сквозь слезы, застыл немой вопрос: «Как ты мог меня предать?!» Я взглянул в глаза красноармейца. Лучше бы я в них не смотрел… Я увидел своих детей, идущих меж вооруженных солдат. Немецкие овчарки лаяли и рвали поводки из рук конвоиров. Я не мог понять, что происходит. И кому это все надо. Между тем, детей подогнали к зданию с высокой трубой. Их стали запихивать внутрь. Йосеф, вырвавшись из их рук, побежал ко мне с криком «Папа!»… Но я его не мог спасти. И не мог закрыть свой мозг, чтобы не знать, что было потом… Я отвернулся от едкого дыма, пахнувшего мне в лицо. Запах горелого мяса выворачивал наизнанку… Я открыл глаза. Он сидел напротив меня и жарил шашлыки на костре. Он помахивал картонкой, обливаясь потом. Лысый, с бритым лицом, в майке и трусах. «Эй, хавер, бери шашлык! У нас с тобой сегодня праздник – День Независимости!..» «Какой независимости? От кого? От чего?» - недоуменно спросил я. Он усмехнулся, взял два шампура и, держа их как шпаги, подошел ко мне. «Ты – чего, меня не узнал? Я ведь – это ты! Посмотри на меня! У меня твое лицо. У меня – твой голос. У меня - твои мысли, твой язык, твои песни… Я – Израиль.» «Ты сейчас будешь требовать, чтоб я признал, что Бога нет?» - спросил я. Он, то есть, мое зеркальное отображение, захохотал: «Да нет же! Расслабься! Ты - у себя в стране, среди своего народа. Хочешь – верь в своего бога, хочешь – нет, у нас сейчас свобода и плюрализм! Смотри, какую красивую синагогу я тебе отгрохал! Сиди в ней, учи, что хочешь, молись, кому хочешь, соблюдай свой шаббес, когда тебе вздумается. Но знай: снаружи хозяин - я! Когда скажу, ты будешь платить налоги, когда прикажу, пойдешь мне служить, когда понадобится, будешь работать в субботу… Итак, братец Яаков, делай, что хочешь, молись, когда хочешь, но знай: ты – это я!» …Чем больше я вглядывался в его лицо, тем больше удивлялся нашему сходству. Мелькнула шальная мысль: а может быть, он прав? Может быть, это и есть я, только очень далекий?.. …Дым от горящих шашлыков стал гуще. Он почти скрылся в дыму. Между нами трепетало бело-голубое знамя, словно пытавшееся хлестнуть мне по лицу… …И вдруг он резко развернулся и ударил меня ногой в бедро. От дикой боли я не смог устоять и начал падать, но успел ухватиться за него и повлек его за собой на землю. Успел перевернуться и броситься на него. Ударил в лицо и в шею. Такого удара человек бы не вынес. Но он был ангелом. Его лицо превратилось в горшок, покрытый трещинами, а из смятой шеи вырывался со свистом детский голосок: «Отпусти меня, потому что уже взошла зоря!» «Почему я должен отпускать тебя сейчас?» «Потому что мое время – это ночь!..» Я усмехнулся про себя. Интересно, кто из нас мракобес, религиозный фанатик, пережиток прошлого… После некоторого колебания, я взглянул в его глаза. И увидел там греков, легионеров, монахов, человекообразных дикарей с косичками на затылке, красноармейцев, фашистов, евсекцию… «Месть» - сказал я. «…И вот взошла звезда от Яакова, и взлетела железная башня из Исраэля… И не оставила он в живых никого из города врагов…» Огромный гриб поднялся над городом, из него вырос еще один, и из второго – еще один… «Месть!» - приказал я. «…И побьет гору Сеир…» «Хочу, чтобы все мои враги были уничтожены. Хочу, чтобы все мои потомки были отомщены! Месть!» «…и побьет всех сыновей Шета… Горе тому, кто будет жить в то время! Горе тому, кто испытает на себе гнев Господень!..» «Нет!» - пропищал он. – «Не побивай нас всех! Я признаю твое первородство! Я признаю твою власть надо мной!..» «Тогда ты должен благословить меня!» «Каково твое имя?» «Яаков». «Не Яаков будет твое имя, но Исраэль! Потому что ты боролся с Богом, ангелами и людьми и победил!.. Исраэль означает - победитель. Яаков означает – «идти окольными путями». Исраэль – от слова «яшар» - идти прямыми путями к Богу.» «Но тебя тоже так звали – Израиль!..» - удивился я. Треснутый горшок рассмеялся: «Израиль означает – «да рассеет тебя Бог из страны своей в страну чужую». «Изра» - разбросает, как пахарь зерна пшеницы! Израиль – это «галут», изгнание, поражение. Исраэль – это победитель, возвращение на Родину!» «А как тебя звать?» - спросил я. «Что это ты спрашиваешь об имени моем?» - ответил он. – «Меня уже больше нет, значит, и имени нет…» …В тростниках около берега реки запела птичка. Ей откликнулась еще одна. Прохладный утренний ветерок пробудил меня. Он раздувал почти потухший костер, и то здесь, то там, под серой золой вспыхивали золотые огоньки… Солнце уже высветило гребни Моавских гор на еще темном небе. «…Какой жуткий сон мне приснился!..» - подумал я. Но тут мой взгляд упал на осколки разбитых кувшинов. Я попытался приподняться, но острая боль в бедре заставила вновь опуститься на землю. Это был не сон. Но с каждой минутой боль проходила, и когда лучи солнца перевалили за горный хребет и осветили Иорданскую долину, я был полностью здоров. «…Поэтому не употребляют в пищу сыны Исраэля «гид анаше» до сегодняшнего дня…» для того, чтобы не посмел Израиль нанести увечие еврейскому народу, подобно тому, как было с отцом нашим, с Яаковом. 14 дня месяца Тамуз 5769 года От Сотворения Мира Иерусалим |
|
Опубликовано здесь 27.10.2009. |
|
|