בס''ד

На главную

к оглавлению раздела
ЭТО НАША ЗЕМЛЯ

Свои отзывы и материалы шлите через эту почтовую форму (все поля обязательны, не более 2-х сообщений подряд с одного компьютера). Или пишите на адрес temple.today@gmail.com
 

Ваше имя:
Ваш E-Mail:

Ваше сообщение:

 

 

Нажав "Отправить сейчас!" вы тут же получите уведомление от робота с копией Вашего послания в нечитаемом виде. Пусть это Вас не смущает, робот просто не умеет читать по-русски, но пересылает всё правильно.

Михаил Польский

Александр Майстровой

Разрушенный рай

Внимание: на нашем сайте с 06.12.2009 при публикации материалов происходит замена терминов и производных от них: "поселение" на "посёлок", "поселенец" на "сельчанин", "арабская деревня" на "арабское поселение", "палестинец" без кавычек заменяется на "палестинец" в кавычках.  То же и с "оккупированными территориями". Изменённые слова подкрашиваются указанными цветами. Если у автора так и написано, подкрашивания нет. При первом же возражении со стороны автора его материал будет с благодарностью удалён.  Ред.

Вопреки мифам, Гуш-Катиф был не только оазисом в пустыне, но и островком подлинного мира между арабами и евреями


Ровно 30 лет прошло с того времени как приехали сюда 35 семей из разных мест в Израиле. Здесь не было ничего, только голая пустыня. Песок, а за ним – море.

- Шофер высадил нас, посмотрел на мою жену и, не сдержавшись, с жалостью сказал: "Что вам здесь делать?! Давайте я отвезу вас назад, в Ашдод! Здесь нельзя жить!" Мы осмотрелись и не увидели вокруг себя проявлений жизни. Ни птицы, ни ящерицы... Даже насекомые не залетали сюда, - вспоминает Шломо Васерталь. – Это была безжизненная земля.
 
Сад, превращенный в пустыню

Участок земли, где их высадил водитель автобуса, словно в издевку назвали Ганей-Таль (Сады Таля). Прошло совсем немного времени, и на этой безжизненной земле появились первые времянки. Еще через несколько лет - постоянные дома. Затем в дома провели свет и телефон, а к поселку проложили дорогу. Потом около домов появились лужайки и деревья, детский сад, синагога и местный клуб. Еще через пару лет здесь построили теплицы, где жители Ганей-Таля стали выращивать помидоры, перец, цветы и специи. Вскоре эти помидоры, цветы и специи заполонили израильские рынки, а затем появились и на рынках Европы. Овощи отличались отличным вкусом, а цветы - яркостью и размерами. Теплицы разрастались, в них работали уже десятки людей. В поселке появились виллы с пышными садами и бассейнами. Ганей-Таль оправдал свое название - стал садом. Садом, где тяжело работали, но от души наслаждались плодами своего труда. Здесь жили около 100 семей, около 500 человек.
В 2005 году все кончилось. Людей, живших здесь, вывезли силой. На их место пришли новые хозяева. Они взорвали красивые дома, вырубили буйную зелень, разрушили теплицы. То, что осталось от построек, новые хозяева превратили в склады оружия и военный полигон. Теперь здесь вместо пения птиц звучали отрывистые автоматные очереди. Через пять лет на месте Ганей-Таля будут развалины. Еще через пять – остовы прежних сооружений. А потом останется пустыня, безжизненная и голая. Такая, какой она была до прихода сюда людей 30 лет назад.

- Если бы кому-то стало лучше от того что нас лишили жилья, работы, земли, будущего, нам было бы легче. Но лучше никому не стало. Стало намного, намного хуже. Теперь оттуда, где были теплицы и росли цветы, на израильские города летят ракеты. Нас принесли в жертву глупости, - говорит Шломо Васерталь, в прошлом житель поселка Ганей-Таль, а ныне директор музея Гуш-Катифа в Иерусалиме.

От депортации к депортации

Музей-мемориал Гуш-Катифа – небольшое, ничем не примечательное здание между неказистыми, ветхими домами в грязных и пыльных переулках возле рынка Махане-Иегуда, между улицами Яффо и Агриппас. Найти его было бы очень трудно, если бы не броские указатели оранжевого цвета.

Созданный в августе 2008 года, музей этот вобрал в себя горечь так и не пережитой утраты. Здесь вся история тех мест: начиная с библейских времен и заканчивая принудительной эвакуацией сельчан в 2005 году. Снимки развалин древней синагоги; старинные карты, книги путешественников и исследователей о Газе, история 94 евреев, выселенных отсюда турецкими властями в 1915 году, дома и теплицы Гуш-Катифа, виллы с красными крышами, утопающие в зелени, фотографии людей, живших здесь, огромный семисвечник, вывезенный оттуда во время эвакуации, песчаный пляж с пальмами, словно это не сектор Газа, а Гавайи, детский сад с ватагой малышей, снимки солдат, выросших здесь и отдавших свои жизни за Израиль, видеозаписи, художественные произведения и как завершающий аккорд - картонный ящик с вещами жителей Гуш-Катифа, которым так и не нашлось места в их новой жизни. Таких ящиков десятки, сотни ненужных вещей…

- Здесь жили люди четырех поколений, в том числе и те, кто пережил Катастрофу. Теперь они рассеяны по стране. Как-то мы привезли сюда единственного из тех евреев, которые были выселены турками в 1915 году. Эта была грустная встреча, - говорит Васерталь.

Цветы на песке

Сегодня это кажется невероятным, но до переезда в Газу большинство жителей Гуш-Катифа никогда не занимались сельским хозяйством, не имели ни теоретических познаний в нем, ни практических навыков. Но желание превратить пустыню в рай было столь велико, что пустыня покорилась.

- Когда мы приехали сюда и начали строить, арабы из соседнего Хан-Юниса называли нас "маджнун" - сумасшедшими, - рассказывает Шломо. – Прошло немного времени, и они стали приходить к нам, чтобы работать в наших теплицах.

Сам Шломо до приезда в Гуш-Катиф жил в Иерусалиме. Переехав в Ганей-Таль, решил заняться выращиванием герани. Почему именно герани? Совершенно случайно.

- На сельскохозяйственной выставке в Германии я познакомился с местным любителем герани, разводившим эти растения у себя дома. От него я узнал технологию их выращивания и настолько вошел в курс дела, что потом этот человек приезжал ко мне в Ганей-Таль, чтобы набраться опыта, - вспоминает Шломо.
Выращенные растения Васерталь продавал в Европу - главным образом, в Германию, Францию и Швейцарию.

- Чтобы поддерживать бизнес на плаву и содержать семью (у Шломо выросло в Ганей-Тале шестеро детей, там же родились двое его внуков), надо было много трудиться. Это потом нас начали выставлять паразитами, сидящими на шее у государства, пользовавшимися всеми мыслимыми и немыслимыми благами и при этом не ударявшими палец о палец для своего благополучия. В действительности все было наоборот. Один дунам земли стоил в Гуш-Катифе тысячу долларов. Для сравнения: в пределах "зеленой черты" за дунам платят тысячу шекелей! Но при этом, вопреки расхожему мнению, то была идеальная земля для сельского хозяйства. Здесь было все необходимое для этого - солнце и чистейшая вода. Песок в тех местах подобен фильтру, вода просачивается сквозь него и оседает на небольшой глубине, отстаиваясь и обретая необычайную чистоту. Ее можно использовать даже для питья, и мы планировали наладить разлив этой воды по бутылкам, но не успели.

В его теплице работали 50 человек - арабы, таиландцы, непальцы. В наиболее ответственное время, время сбора герани, работа в теплицах шла круглосуточно.

- В эти месяцы мы платили рабочим по двойному тарифу. Работали без перерыва. Жена готовила обеды и приносила их рабочим, в теплицы. После сезона сбора сил уже не было, зато наша продукция считалась самой лучшей не только в Израиле, но и в Европе. Несколько арабских семей жили за счет работы у нас.
"Это была настоящая дружба"…

Мифы зачастую не совпадают с реальностью, а в некоторых случаях вообще не имеют никакого отношения к реальности. Миф, обретший популярность не только на Западе, но и в самом Израиле, представлял сельчан фанатичными экстремистами, чванливыми и задиристыми, эксплуатирующими арабский труд и ненавидимыми арабами за это. С точки зрения "прогрессивного и просвещенного человечества", они были врагами мира и препятствием на пути к взаимопониманию между арабами и евреями.

В реальности дело обстояло с точностью до наоборот. Между еврейскими посёлками Гуш-Катифа и местными арабами царил подлинный мир - прочный, стабильный, основанный на уважении и взаимопомощи, а порой и на дружбе…

Арабы из Хан-Юниса, работавшие в теплице, до сих пор звонят Васерталю.
- Они говорят со мной через микрофон, потому что с их стороны в беседе участвуют несколько человек. Они звонят мне несколько раз в год, хотя в этом нет никакой необходимости. Более того, для них это опасно, - говорит Шломо. – Они тоскуют по тому времени, когда работали у меня, и жалуются на местных подрядчиков, которые не платят им зарплату. Я не знаю, как иначе определить их ко мне отношение, если не словом "дружба"…

Ни до, ни после Гуш-Катифа арабы Хан-Юниса не имели столь стабильного и высокого дохода. После эвакуации посёлков они остались ни с чем - без постоянного заработка и средств к существованию.
- Они работали у меня не круглый год, а несколько месяцев, но тех денег, которые они получали за эти месяцы, им с лихвой хватало на то чтобы кормить и содержать свою семью целый год, - говорит Васерталь. – Мы обеспечивали пропитанием около 50 тысяч арабов Хан-Юниса
За время, прошедшее со времен Осло, когда Израиль сотрясали волны террора, в посёлках Гуш-Катифа не было ни одного теракта. По словам Васерталя, попытки осуществить теракт были, но работавшие у него арабы нейтрализовали террористов, и порой евреи из Ганей-Таля даже не подозревали об угрожавшей им опасности. В этом был весь сюрреализм ситуации. В то время как Ближний Восток полыхал в огне постоянных войн, именно здесь, в Газе, которая, казалось бы, должна была стать средоточием ненависти и злобы, царили согласие, искреннее уважение и доверие.
Шломо рассказывает, как без всякой опаски ездил в Хан-Юнис к своим знакомым – арабам, как арабский подрядчик приглашал его и его друзей на свадьбу своих детей, как арабы приходили к сельчанам за ссудами, когда остро нуждались в деньгах, и с жалобами на болячки.

- В армии я был санитаром и мог оказать первую помощь. Они доверяли мне, и вместо того чтобы идти в больницу, до которой было трудно добраться, или к своим врачам, они приходили ко мне в Ганей-Таль... Однажды израильский патруль заблудился и оказался между Ганей-Талем и Хан-Юнисом. Солдаты были страшно перепуганы. Я вышел к ним, успокоил, сказал, что никто их здесь не тронет, и вывел на дорогу.

За полтора месяца до депортации, вспоминает Шломо, к нему в Ганей-Таль приехали немецкие телевизионщики. После интервью они спросили, знает ли он кого-то из арабов, кто согласится дать интервью.
- Я дал им телефон одного из своих знакомых в Хан-Юнисе, но попросил, чтобы они ему заплатили за интервью. Они были поражены: еврей заботится о благополучии араба!
Но это было только начало.

- Уже после эвакуации я позвонил этому арабу, и он сказал мне: "Знаешь, мы были около твоего дома, я показал им, где ты жил". Этот рассказ вызвал во мне бурю чувств. Я был тронут его словами, мне было очень горько оттого, что все так сложилось, - рассказывает Васерталь. - Я позвонил немецким журналистам и попросил их прислать мне копию фильма, который они сняли. То, что я увидел, шокировало меня. Араб, мой знакомый, рассказал им, кто где жил в посёлке, потом подвел к нашему дому, и они вместе вошли внутрь. Увидев на полу "корочку" от моей чековой книжки, мой знакомый поднял ее со словами: "Это чековая книжка Шломо, мы с ним дружим". Он говорил так свободно, без всякой опаски, что я испугался за него. Позвонил ему, спросил: "Зачем ты это делаешь? Это ведь опасно!". Он ответил: "Мне нечего стесняться. Я говорю правду"... Повторяю, это была подлинная дружба. Более того, это был подлинный мир. Когда Рабин и Перес привезли в Газу Арафата и он начал наводить здесь свои порядки, арабы Хан-Юниса говорили нам: "Уберите его отсюда. Пусть будет так, как было раньше"…

В чужой стихии

До последней минуты жители Гуш-Катифа не верили, что эвакуация состоится.
- Было такое чувство, что эта игра или дурной сон. Невозможно было поверить, что этот земной рай, созданный нашими руками, будет уничтожен! Это не укладывалось у нас в голове, - говорит Шломо. – Помню, даже в последний вечер, когда все уже было ясно и армия стояла у ворот посёлка, я не мог заставить себя паковать чемоданы, снять картину со стены. Она была как заколдованная, не поддавалась…

И при этом, напоминает он, как бы ни было велико чувство отчаяния и нереальности происходившего, никто из сельчан не поднял руку на военнослужащих, никто не призывал к насилию.

Ощущение нереальности сохраняется по сей день. Душевные раны до сих пор не зажили, а у многих не заживут никогда. Шломо сравнивает психологическое состояние людей, выселенных из Гуш-Катифа, с состоянием рыбы, выброшенной из воды: физически она еще продолжает жить, бьется и может просуществовать еще какое-то время, но это уже не жизнь. Ей нечем дышать, она лишена своей стихии.

- Мы создали мир, который был построен на идеалах, на том, что человек должен давать стране, ближним, соседям, ничего не требуя взамен. Мы знали всех, кто нас окружал, совместно воспитывали детей, вместе решали проблемы. Это была насыщенная атмосфера, которая сменилась вакуумом. Из идеологии делания мы попали в идеологию потребительства. Помню, незадолго до эвакуации я разговаривал с Йоси Саридом, и он сказал мне: "Ну что же, теперь вы будете как все израильтяне"… Однажды весь Израиль стал свидетелем того, как сбитый мотоциклист лежал на шоссе и медленно умирал, а машины его объезжали. Вновь увидев Сарида, я подошел к нему и сказал: "Ну вот, теперь мы наконец знаем, как должны себя вести израильтяне".

Сегодня, у молодежи, выросшей в Гуш-Катифе, нет идеалов - они стерты. Сионистские лозунги вызывают ухмылки. Некоторые молодые люди оказались в состоянии тяжелой депрессии, другие пытаются "лечиться" алкоголем, наркотики стали обычным явлением среди подростков - бывших сельчан из Газы. На фоне этих проблем меркнут материальные трудности, которые испытывают большинство бывших сельчан, так как власти до сих пор не выполнили своих обязательств по отношению к депортированным жителям Гуш-Катифа. Но даже те, кто неплохо устроился в новой жизни, чувствуют себя маргиналами.

- Многие парни и девушки не хотят служить в армии, участвовать в общественной жизни, испытывают безразличие ко всему, что происходит с Израилем. Я знаю семьи, где отказываются молиться за Израиль, не хотят отмечать День независимости, не вывешивают израильские флаги, - говорит Шломо.

– Возможно, нам стало бы легче, если бы с нами хотя бы поговорили, если бы сказали: это необходимо, мы понимаем, как вам трудно, но помогите нам. Нет, с нами обошлись так, словно мы – мусор, который надо вышвырнуть вон, бельмо на глазу...

Гуш-Катифа более нет, но музей Гуш-Катифа, неожиданно даже для самих его создателей, обретает все большую популярность. Сюда приходят самые разные люди - школьники и пенсионеры, религиозные и светские, правые и левые, журналисты и политики. Только в августе этого года здесь побывало около 50 тысяч человек, в праздник Суккот сюда пришли около 5 тысяч израильтян. Мэрия Иерусалима включила музей-мемориал Гуш-Катифа в список официально зарегистрированных музеев и установила указатели, направляющие туристов в музей.

О Гуш-Катифе написано около 50 книг, в том числе и на русском (книги Александра Казарновского "Расправа" - о депортации жителей Гуш-Катифа).

Гуш-Катиф навсегда останется частью еврейской истории. Даже в памяти у тех израильтян, кто ликовал во время его уничтожения. Ракеты ХАМАСа долго еще будут напоминать всем нам о рае, выкорчеванном самим Израилем…

Опубликовано здесь 07.12.2009.

Источник

Ответить

ОБСУЖДЕНИЕ

Elena Raskin

Никто никогда не освещал в прессе как жил Гуш-Катиф, и какой там был , действительно, рай. Но я была против этой акции, т.к. было понятно по публикациям в газетах, что все предупреждения тех, кого выселяли, что под обстрелами окажутся израильские города, что палестинцы ликуют в преддверии получения таких сказочных территорий. И что наши выселенные поселенцы не получили обещанных правительством компенсаций, и кто то бедствует и по сей день. Жаль, что Шарон и его правительство оказались столь неумными и совершили столько непростительных ошибок.

Елена Раскин.


Добавлено 19.12.2009, 22:19.


Ответить

вверх