|
Наказ – старомодное слово. Используется в основном в
официальных документах. Но вот искал я, искал название для этой статьи, и
лучшего так и не нашел. Был ли прав? Пусть об это судят читатели. О чем, кстати
говоря, статья? Вернее – о ком?
Википедия: "Мордехай Дубин (лтш. Mordehajs
Dubins; 1889, Рига, Латвия — 1956,Тула, РСФСР) — еврейский общественный и
политический деятель, член латвийского Учредительного собрания и Сейма от «Агудат
Исраэль» (1920—1934) и глава еврейской общины Латвии до 1940, когда Латвия была
присоединена к СССР. Много сделал для еврейства Латвии и еврейства вообще на
своей должности. Благодаря его ходатайству был освобожден из тюрьмы любавический
ребе Йосеф Ицхак Шнеерсон и выслан в Латвию, где получил гражданство.
Способствовал смягчению антиеврейских мер при диктатуре Карлиса Ульманиса,
которого знал лично. После войны Дубин жил под домашним арестом в Сибири,
Самаре, а затем в Туле, где скончался и похоронен".
Сведения, которые мне
удалось собрать об узловых событиях жизни рава Дубина (обстоятельства его
смерти, обстоятельства гибели его сына), довольно противоречивы. Поэтому от
своего имени я ничего писать об этом не стану, просто дам интернет-ссылку:
http://www.lu.lv/studiju-centri/jsc/resursi/2-20.pdf
А сам сосредоточусь не на особенностях биографии, а на особенностях личности. А
откуда мы можем узнать особенности личности того, кто, к сожалению, нашим
современником не является? Наверное из воспоминаний людей его эпохи. Вот,
например, Василий Шульгин (Википедия, опять же): "Васи́лий Вита́льевич Шульги́н
(13 января, 1878—15 февраля, 1976) — русский националист и публицист. Депутат
второй, третьей и четвёртой Государственной думы, монархист и участник Белого
движения". И т. д. Википедия продолжает и продолжает, но мне бы тут хотелось
остановится и дать покойному В.В.Шульгину несколько кратких характеристик из
других источников. Итак, ВВШ, он – кто? Умеренный антисемит, например.
Его книжку "Что нам в них не нравится" -
http://www.lindex.lenin.ru/Lindex3/Text/shulgin/index.htm
следовало бы прочитать уже для того, чтобы убедиться:
1) Среди антисемитов водятся и такие, которые очень и очень не плохо владеют
кириллицей;
2) Даже и таковым антисемитам о еврействе, о котором они пытаются говорить и
писать, известно очень – очень мало.
ВВШ – кто же он еще? Человек явно не стандартный. Не укладывающийся ни на одно
"прокрустово ложе" из имеющихся. В частности, зная о приближении советской армии
к Югославии, в которой он жил вовремя Второй мировой войны, Шульгин не мог не
предполагать, чем это чревато лично для него. Знал. И предполагал. Но не смог
заставить себя обратиться к немецкой власти с официально обязательным нацистским
приветствием, чтобы выхлопотать для себя переезд в нейтральную и безопасную для
него Швейцарию. Знал. Предполагал. Не смог. И в результате оказался в сталинских
застенках. И вот именно там, в сталинских застенках, ВВШ стал сокамерником и
собеседником рава Мордехая Дубина. И поместил очерк о раве в своих воспоминаниях
(книга «Пятна»): "И был там человек, которого забыть трудно. Он был еврей по
фамилии Дубин. Этот еврей, высокий, худой и сохранивший бороду (что тоже бывало
не часто), немедленно после побудки и обязательного посещения уборной становился
на молитву. Это был второй Михаил, но только «отец», который тоже весь день
молился. Но Дубин, кроме того, весь день ничего не ел и не садился, потому что
молился стоя. Он не умел молиться тихо, про себя, а все время что-то бормотал.
Иногда это бормотание переходило в плач. Он плакал так, что этому трудно было
поверить. На полу от слез образовались лужицы. Сначала на это трудно было
смотреть, но потом я привык. Через некоторое время он сказал мне:
— Вы меня не знаете, но я вас хорошо знаю, Какой еврей не знает Шульгина, члена
Государственной Думы? Я тоже был пятнадцать лет членом парламента в Риге. Кроме
того, я стоял во главе лесных промыслов, и у меня было четыре тысячи рабочих.
Я спросил его:
— Отчего вы так <…> плачете?
Он покачал головой:
— У нас есть такие молитвы, когда положено плакать,. Кроме того, у меня было
около ста родственников. Все убиты немцами. Только одну сестру мою я сохранил.
Она живет в Москве и помогает мне. Но особенно я плачу вот почему. У меня была
мать старенькая. Я старался каждый день у нее бывать. Но вы сами знаете, как
парламент и дела отнимают много времени. Надо заботиться о своих рабочих, так
как они были, в основном, русские и я не хотел, чтобы они устроили еврейский
погром. И поэтому бывали дни, когда я не заезжал к матери. Вот теперь я об этом
плачу. Как мог я это делать! Ведь она меня ждала. Теперь ее нет. Слава Б-гу, она
умерла до немцев. Я спасся, потому что вместе с сестрой бежал на восток, в
Москву. Но меня всё-таки арестовали. Я правоверный еврей.
Позже я узнал, что Дубин не только правоверный иудей, а и весьма уважаем
религиозными евреями далеко за пределами Риги".
Прервем ненадолго воспоминания
Шульгина. И прервем их, чтобы сказать "еще бы" по поводу его последней фразы.
Той самой, о повсеместном уважении, также за пределами Риги. Так вот, ещё бы -
уважение. Вот что пишет в своих мемуарах (http://toldot.ru/rus_b_review.php)
рав Ицхак Зильбер ЗАЛЬ (цитата из книги «Чтоб ты оставался евреем» приведена с
любезного разрешения рав Бен-Цийона Зильбера): "Благодаря усилиям Дубина в
тридцатые годы трем тысячам евреев удалось уехать из Польши в Америку (рав
Мордехай добился, чтобы Америка их приняла). Это он, приехав в Советскую Россию
как представитель Латвии, вытащил Любавичского ребе из заключения и увез в Ригу,
буквально обменяв его на торговый договор, один из первых договоров Советской
России с иностранным государством". Но дадим договорить Шульгину: " Не помню, ел
ли он <рав Дубин> обед. Кажется нет. Но в шаббат, то есть в пятницу вечером, он
ел рыбу, которую можно было покупать в ларьке По закону в шаббат надо есть
лучше. С первых же дней он предложил мне, что будет покупать для меня в ларьке
белый хлеб и сахар. Я отказался. Он спросил меня:
- Почему?
- Мы еще мало знакомы. Принимать такую помощь я могу только от друзей.
Он сказал:
- А я вам говорю, что вы возьмете. Слушайте, я вам уже говорил, что немцы
вырезали всю мою родню, и не знаю, сколько еще миллионов евреев. Сейчас в этой
камере немцев нет. Но где я был раньше, там их было много. Быть может, эти, что
были со мною, и не убивали евреев, но все же это немцы. И я долго не мог себя
пересилить. Однако в писании сказано: «Голодного накорми». Не сказано в писании,
что немцев не накорми. А они голодали. И я стал их кормить. И вы возьмете мой
хлеб. Вы не захотите так меня обидеть.
Я сказал:
- Давайте. Я возьму ваш хлеб".
Это, напомним, пишет Шульгин. До этого обозначивший себя в уже упомянутой
книжке, как однозначно антисемита.
"И так потекли дни. Дубин молился и плакал. Я привык как к одному, так и к
другому.
Теперь я не знаю что с ним. Вряд ли он поехал в Израиль. Он говорил мне: «Они не
евреи. Евреи веруют в Б-га, а эти не веруют. И храма Соломонова они не
восстанавливают». <...>
Этот Дубин обладал, конечно, сильной волею. <...> Однажды банный день совпал с
субботой, когда по еврейскому закону нельзя мыться. Дубин отказался идти в баню.
Но баня обязательна. Поэтому надзиратель сказал ему, что поведут его силой. Как
ответил Дубин? По-женски. Он стал рыдать. И грубая мужская сила отступила.
Сказав «черт с тобой», надзиратель оставил его в покое".
Хватит, пожалуй цитат.
Повторюсь: доступные мне сведения об обстоятельствах смерти рав Дубина
разноречивы. Поэтому позволю себе сказать несколько слов о его жизни.
Оказывается, можно быть общественным деятелем, и не быть лжецом, а приносить
пользу; можно быть хорошо информированным «гражданином мира» ("Депутат
Латвийского сейма, личный друг Рузвельта, Дубин знал многое" – рав Зильбер) и не
встать на путь национального предательства. То есть можно достичь всех тех
целей, которые провозгласили левые еврейские движения, отвергнувшие веру отцов.
Провозгласили и не достигли. Можно даже быть милосердным к врагам не только
твоего народа, но и твоей семьи (разумеется, когда эти враги уже повержены и
безопасны) – то есть делать то, что декларируют представители совсем - совсем
другой религии. Декларировать – декларируют. Вот только воплотить это в жизнь
никак не могут (Гуантамо?). Всего этого, оказывается, можно достичь. Но только
для этого, всего ничего, надо быть правоверным евреем. Может, стоит попробовать?
Ну-с... Все, что хотелось сказать – сказано уже? Да нет, пожалуй, не все.
Вернемся на секунду к одному высказыванию раввина Дубина, которое донес до нас
антисемит Шульгин. Эти слова представляются мне ключевыми: "Они не евреи. Евреи
веруют в Б-га, а эти не веруют. И храма Соломонова они не восстанавливают".
Понимаем ли мы, что это сказано про нас? И что это сказано нам? Нам, живущим в
не таких уж скверных условиях (ну арнона, ну схар минимум, не пайка же лагерная)
– ОТТУДА, из страшной сталинской тюрьмы. Мы просто не в праве от этого
отмахнуться, потому что нам, при всем нашем к себе уважении, не довелось вот так
вот, головой об стеку - отстаивать свои убеждения. И нам, пожалуй, даже и не
стоит от этого отмахиваться, ведь это слова не только укоризны, но так же и
слова привета и поддержки, поскольку все еще можно исправить. Слова братского
привета и поддержки, но все ж таки есть в них и упрек: не особо стремясь
восстановить храм Соломона, вспоминая о нем раз в году на девятое ава, мы для
рав Дубина – пока не очень-то евреи. Так что в том, что рав сказал и продолжает
говорить нам всем есть – поддержка. И есть – упрек. А еще есть наказ. Тот самый,
из заглавия. Такая вот статья у меня получилась. |