בס''ד
|
к оглавлению раздела
Письмо Давида Бен-Гуриона Геуле Коэн
по прочтении её книги "Записки подпольщицы" |
|
|
|
|
Глава правительства Иерусалим, 15 шевета 5722, 20 января 1962 Дорогая Геула! Утром, в девять пятнадцать, на одном дыхании дошел я до последней страницы твоей книги — какую "бездонную боль загубленной мечты" ты почувствовала после сообщения о разделе Эрец-Исраэль и создании государства Израиль, "государства Израиль без Иерусалима, без Хеврона и Бейт-Лехема, без Гилеада и Баштана", и ты "стояла со стороны, вне круга", когда "тысячи воспламенились песней и, взявшись за руки, кружились в танце". Я помню ту ночь 29 ноября 1947. Я был в гостинице "Клея" на севере Мертвого моря, разбудили меня и сообщили о голосовании на ассамблее ООН. Через час в гостиницу "Клея" примчались все рабочие с Мертвого моря, стали обниматься с живущими в гостинице и бросились в ликующий победный пляс. Я не ликовал, я стоял, как скорбящий на свадебном пиру. Назавтра, на рассвете я вернулся в Иерусалим: здесь на улицах все танцевали. И среди них евреи из "Меа шеарим"; здание Сохнута и его двор были полны праздничных и ликующих людей. И вновь я не участвовал в ликовании. Может, лишь скорбь и страх у меня были иными, чем у тебя. Ты ощущала разочарование и опустошенность "Сердце мое пусто, - ты пишешь, - ибо завершилось самопожертвование, на костер которого вы взошли и многие не вернулись целыми". А я был в страхе перед предстоящим нам самопожертвованием — не отдельных людей, а всего народа, в ближайшие недели и месяцы. Ибо не было у меня никакого сомнения, что мы стоим перед войной не на жизнь, а на смерть, и не с англичанами, а с арабскими народами. И читая сейчас, более чем через четырнадцать лет после ночи 29 ноября 1947, грустный конец твоей книги, я ощущал всю глубину твоей боли, твое разочарование и чуждость всеобщему ликованию. При всем том, что и сейчас я не согласен, как и тогда не соглашался с вашей позицией. Читал я твою книгу с внутренним решением забыть на время чтения все, что я знаю о том периоде, забыть о твоих политических взглядах в те дни (сейчас я их знаю гораздо вернее), чтобы увидеть вещи, о которых ты повествуешь, твоими глазами, прочувствовать переживания, как если бы я был на твоем месте. В большинстве глав это получилось. Я словно бы стал одним из людей Лехи тех дней, ослепленный, как и вы, великой и верной любовью, и ненавистью глубокой и магической. И не по своей воле я ощутил себя во время чтения одним из ваших, а по воле "борющейся подпольщицы", повествующей об этом с огромной силой, обжигающим огнем внутренней правды и сжимающим всю жизнь словно бы клещами наэлектризованной стали, и я переживал все, что ты описываешь, как будто это случилось со мной, будто был одним из вашего товарищества. Но есть фрагменты — не многие — в твоей книге, в которых я даже ни на гран не солидаризировался с твоими чувствами, и все душевные усилия не замечать при чтении твоих противоположных позиций - не удались. Ибо в этих фрагментах ты обнажаешь с правдивой жестокостью пропасть между мной и вами не только в понимании политического и международного аспекта нашей борьбы, но и в понимании основ возрождения Израиля на земле наших предков, и главным образом, в исключительности нашего национального возрождения, беспримерного по силе среди всех народов в наши дни и в предыдущих поколениях, так, что вся наша история со времен праотца Авраама и до наших дней исключительна в своем роде и не сравнима с историей всех народов. Не уничтожение чужеземной власти, - а возвращение в Сион, то есть, алия, поселенчество, еврейский труд, охрана, оборона, возрождение языка иврит, накопление сил при любых условиях и любыми возможностями - вот тайна тайн возрождения нашего народа. Для освобождения Индии, Бирмы, Цейлона, Ганы, Нигерии и других — словом, для освобождения народов, что тоже были под чужой властью, достаточно было ее уничтожения или удаления. Не так в Израиле. В нашей стране уничтожались и менялись много раз чужеземные власти — римская, византийская, персидская, арабская, крестоносцев, сельджуков, мамелюков, турок — но не возникло еврейское государство. И даже в 1948 году, когда была изгнана отсюда чужая власть, мы были меньшинством в стране, и без раздела возникло бы арабское государство на всей территории Эрец-Исраэль. Единственной альтернативой еврейскому государству на части Эрец-Исраэль было, после уничтожения британского мандата в 1948, - арабское государство на всей территории. Те арабы, которые помогали Гитлеру уничтожить шесть миллионов евреев в Европе, могли бы с легкостью точно также уничтожить и шестьсот тысяч евреев, живших в Эрец-Исраэль. Хотя Жаботинский и говорил, что в еврейском государстве будет арабское меньшинство в два миллиона, он не указывал решения — каким же образом окажется более двух миллионов евреев в стране до провозглашения еврейского государства. Он считал, что лишь еврейское большинство по обоим берегам Иордана может означать "еврейское государство". И ученики Жаботинского, глава Эцеля и глава Лехи тоже не видели решения. Не дали ответа, как это сделать. Все воспитанники ревизионистского движения и те, кто шел под знаменем "политического сионизма" не видели реальной преграды, мешающей возрождению Израиля на нашей земле. Преградой этой не была чужая власть, — а чужое население на земле наших предков и отсутствие еврейского населения. И "национальные учреждения" и "люди Хаганы", над которыми ты иронизируешь в книге, - судьбой было мне предназначено стоять во главе этих "учреждений" и "людей Хаганы" в течение 15 лет до создания государства Израиль, — всеми фибрами души чувствовали все годы, что главное, это - возвращение в Сион, поселенчество, еврейский труд и так далее, как я отметил выше. В статье "Два пути" в начале 1933, опубликованной в моей книге "От класса к народу" (стр. 425),ты найдешь разницу, которую я отметил тогда между сионизмом халуцианским и демонстративным сионизмом. Первый не надеется на внешние силы, но умеет бороться за политические условия, удобные и действенные, и все надежды он возлагает на желание еврейского народа создавать трудовые ценности и быть инициатором еврейского поселенчества, на абсорбцию репатриантов, на концентрацию внутренней еврейской силы, взыскательной к самой себе, в то время, как второй видит центр тяжести во внешней силе государства и все его требования обращены вне. Это ревизионистский сионизм, и Лехи не придерживалась этой ревизионистской линии Жаботинского. Лехи видела в изгнании чужой власти путь к освобождению, и любой, кто боролся против этой власти, даже Гитлер, — был союзником. Когда Иегошуа Коэн — наш общий друг - рассказывал мне, что Яир требовал в 1940 или 41 сотрудничать с Гитлером в борьбе против главного врага — англичан, я был совершенно потрясен, и если бы не услышал это от такого верного члена Лехи, как Иегошуа, не поверил бы этому. Твоя книга подтверждает слова Иегошуа. Кто написал о победе союзников над Гитлером следующие слова: "Победа? Чья? Гитлер, может, и мертв, но с ним умерли миллионы евреев. Если это была и вправду наша война - Гитлер тот, кто победил..." Мнение "национальных учреждений" и "людей Хаганы" было в корне иным: "будем воевать против Белой книги, как будто не было мировой войны, и будем воевать против Гитлера на стороне англичан, как будто не было Белой книги". И если бы, не приведи Господи, победил Гитлер (а кто видел в Англии главного врага во второй мировой войне, должен был, согласно логике, желать победы Гитлера), - были бы уничтожены не только шесть миллионов евреев Европы, но все восемнадцать миллионов евреев Америки, Европы, Азии, Африки и Австралии. И если бы власть англичан была бы верна своим торжественным международным обещаниям, данным еврейскому народу, — облегчить алию и поселенчество, чтобы создать еврейское государство на всей территории Эрец-Исраэль - никто бы из нас, из "национальных учреждений" и "людей Хаганы", не противостоял бы чужой власти, как и не противостоял ей Жаботинский в своем выступлении перед "имперской комиссией" Пиля в 1937 году. Но еще до начала второй мировой войны мне стало ясно, что нет никаких шансов на то, что Англия выполнит свои обещания еврейскому народу. И в своем выступлении перед "членами Хаганы" спустя пять дней после начала второй мировой войны, 8 ноября 1939 года, я настаивал на том, "что мы тоже заинтересованы в уничтожении Гитлера и нацизма, и не менее Англии нуждаемся в ее победе над гитлеровской Германией. Но у нас есть еще одно самое важное дело, и это — Эрец-Исраэль. Только лишь победа Англии над Германией гарантирует Эрец-Исраэль еврейскому народу. И нам следует пробиваться к этой цели — созданию еврейского государства! Эта цель должна с этого момента направлять и определять все наши действия и шаги, пронизать все наше бытие, поведение, внутренние усилия и отношение к внешнему миру . (Эти же слова ты найдешь в моей книге "В боевом строю, том третий, стр. 13-14 в статье "С началом мировой войны".) Но вернусь к твоей книге. Только отдельными фрагментами вернула она меня к большому и глубокому спору, что был между нами. Но при чтении большей части твоей книги я был до глубины души пленен колдовством твоего повествования, насыщенного мыслью, жестокого и сильного, и перед моими глазами живыми вставали чудесные образы твоих товарищей в бейт-лехемской тюрьме. Но только с Ципорой Вайс, женой Иегошуа Коэна, мне посчастливилось познакомиться до встречи с тобой в Сде-Бокер и до чтения твоей книги. С большим волнением я читал ее. Сердце было полно гордостью и завистью; в некоторых главах казалось, что я сам участвую в ваших акциях. Душевная буря тех, кто сам взошел на жертвенник, захватила и меня, и я склоняю голову в благоговении перед смертью героев, обоих Элиягу* в Каире, Моше Барзани, Меира Файнштейна и других. (* Члены Лехи Элиягу Хаким и Элиягу Бен-Цури, покушавшиеся на жизнь лорда Мойна были казнены.) Я глубоко ощутил, что значила для тебя маленькая записка в пять слов: "Геуле привет из камеры смертников — Дов". Читать твою книгу без священного трепета и зависти невозможно. И даже те, кто не разделял политических взглядов Яира и его учеников, как я, — неизбежно становятся соучастниками твоих помыслов, которые ты сумела выразить с огромной, подчас жестокой силой, бесконечную самоотверженную преданность своей миссии. Я не был знаком с Яиром, и не уверен, что образ, рисующийся мне при чтении воспоминаний членов Лехи и двух томов документов - точен, но нет у меня никакого сомнения, что он был одним из самых выдающихся личностей, которые выдвинулись во времена британского мандата, и я от всего сердца отдаю дань уважения его творчеству, мощи его сильной души, самоотверженной верности свободе Израиля, несмотря на то, что отрицаю без всякого компромисса его политический путь. Нет у меня сомнения, что книга "Повесть борющейся подпольщицы" станет памятником величия бойцам, сильным душой, которые отдали свою жизнь делу освобождения Израиля. Она также — удостоверение высшего душевного благородства самого автора. Священно перо, писавшее эту книгу. С глубоким уважением, Д. Бен-Гурион |
|
|
Опубликовано здесь 22.07.2018. |
|
|
|